Бедные районы лос анджелеса
А на этом образе можно было поиграть! Этот показатель для Перу еще хуже, чем ожидаемая продолжительность жизни: У появления испанцев была и еще одна оборотная сторона монеты. Да, нет никакого накала страстей.
Оба друга мечтают покончить с нищетой и выбиться в люди. Например, Ракета тяготеет к творчеству и фотографии. Его друг же восхищается силой и авторитетом представителей криминального мира, поэтому именно Дадинью вскоре предлагает соратникам совершить ограбление местного отеля.
Картина по мотивам романа Паолу Линса поднимает тему преступности в Бразилии, уровень которой неуклонно возрастал с начала х годов и достиг какого-то запредельного уровня в XXI веке. В самом «Городе Бога» снимать фильм было невозможно, работа велась в близлежащих и менее опасных кварталах. При этом Фернандо Мейреллишу и Кате Лунд удалось воссоздать жизнь печально известного места не только за счет вплетения в сюжет реальных историй его жителей, но и через участие в съемках большого количества актеров-любителей.
Все приглашенные непрофессионалы были из различных бразильских гетто, а исполнители главных ролей Александр Родригез и Леандро Фирмино — непосредственно выходцами из «Города Бога».
Несмотря на большое количество номинаций на знаковые премии, лента удостоилась награды только на фестивале в Торонто и премии BAFTA, что не помешало ей на протяжении десятка лет занимать высшие места в мировых кинорейтингах.
Еще до своего совершеннолетия он увлекся торговлей наркотиками, которую впоследствии бросил ради музыкальной карьеры. К сожалению, тень прошлой жизни преследует Маркуса. Жизнь одного из самых заметных представителей гангста-рэпа уже давно обросла всеми возможными легендами. Чего стоит история про девять пулевых ранений, после которых он выжил и продолжил творческий путь.
Увековечить эти сюжеты песнями оказалось недостаточно. Призвав на помощь призера Берлинале Джима Шеридана , команда сняла «Разбогатей или сдохни». Картина была подвергнута серьезной критике, слабо окупилась, а ее сюжет попросту был вторичен. Однако на фоне коммерческих успехов музыкальных альбомов Кёртиса Джексона лента стала органичным дополнением к творчеству рэп-артиста, который попросту не нуждался в признании кинематографистов.
Сегодня «Разбогатей или сдохни» — как минимум документ времени, а просмотр картины — хорошая возможность поностальгировать под хиты дискотек начала х.
Судьба преподносит Эрин Грувелл «сюрприз». Отныне она будет преподавать в южной части Лос-Анджелеса, в школе города Лонг-Бич, печально известного своей неблагоприятной обстановкой. Эрин питает любовь к литературе и родному языку. Ей не терпится поделиться своими знаниями и привить эту любовь подопечным. Ее стремления разбиваются о конфликтную среду обитания подростков, их нетерпимость друг к другу и ненависть на почве расовой принадлежности.
Несмотря на это, учительница не теряет надежды повлиять на жизнь и мировоззрение учеников. Лонг-Бич всё еще помнит о беспорядках года. Тогда суд вынес оправдательный приговор полицейским, жестоко избившим афроамериканца Родни Кинга, а многотысячный митинг против судебного решения превратился в один из крупнейших бунтов в истории США.
Именно здесь через пару лет после гражданских столкновений разворачивается драма преподавательницы одна из ярчайших ролей Хилари Суэнк о поиске взаимопонимания с молодежью и трудными подростками. Сценарий был написан на основе произведения самой Эрин Грувелл, которая, в свою очередь, вдохновилась историей, произошедшей в школе Вудро Вильсона Woodrow Wilson Classical High School. Сюжет, основанный на реальных событиях, выгодно отличает картину от многих других представителей жанра.
История становления и распада группы N. В конце х молодые парни Ice Cube , Dr. Dre и Eazy-E стремятся через музыку выразить свое недовольство беспределом, творящимся на улице, и повсеместным беззаконием. С одной стороны, N.
Без ссор и споров внутри группы также не обошлось. При всей легендарности N. Начав творческий путь в м, группа распалась уже в году. Продюсерами фильма выступили Ice Cube и Dr. Dre, которые длительное время находились в конфликте с другим участником — Eazy-E. Поэтому сам фильм — субъективный взгляд только двух артистов на историю всей группы.
Достоинств картины это никак не умаляет. Режиссер Ф. После своего прибытия в году Гован предложил добавить в генплан еще и сооружение павильона Линды и Стюарта Резник площадью 4,2 тыс.
Приспособление старого универмага совершенно не интересовало нового директора, у которого имелись свои архитектурные амбиции. Предположим, академия продлит аренду на еще 55 лет. Гован воспользовался арендой, выплаченной вперед, чтобы погасить залог. Словом, типичная «техасская перестрелка».
Позже, на посту директора Dia Art Foundation, он распорядился перенести музей, специализировавшийся на искусстве минимализма, в здание заброшенной фабрики Nabisco в городке Бикон на Гудзоне. Переехав в Бикон и избавившись от влияния Кренса, он явил свою любовь к мастерам пространства и света, наняв художника Роберта Ирвина для превращения фабрики в музей.
Увлеченный феноменами восприятия, особенно использованием света в качестве инструмента, Ирвин применил для освещения музея только естественный свет, полностью отказавшись от дополнительного искусственного. Получился мрачный атмосферный музей, который менялся в зависимости от времени суток, сезонов и погодных явлений за его окнами.
Гован доверил архитектуру художнику, а художник доверился природным феноменам. Теперь Гован дорвался до нелюбимых им «допьяновских» зданий восточного кампуса, которые он надеется заменить архитектурным шедевром, освободив музей от тесных зданий и старого образа мышления.
Это была возможность сделать очередной Бильбао или Dia:Beacon; в очередной раз перевернуть представление о музее. Все снести. А также прекратить финансирование, чтобы ускорить процесс сноса. Стратегия Гована, однако, включала в себя больше, чем просто снос зданий. Пересекающиеся цели цумторской феноменологии и гованской любви к феноменологии и постструктурализму при этом оба избегают этих понятий стали основой для дизайна, который, в свою очередь, стал инструментом разрушения привычной организации LACMA.
Гован превратил архитектуру в оружие. Новый архитектурный проект стал троянским конем: в музей проник разрушительный план, согласно которому уничтожалась ценность музейной структуры, строившейся на протяжении века, картина за картиной, гравюра за гравюрой, скульптура за скульптурой. Цумторская сахарная обертка из изогнутых форм была лишь приманкой, которая отвлекла внимание от радикальной институционной операции, выкорчевавшей из музея сначала отдельные галереи, а потом и сами отделы.
Директор и архитектор разбирали музей по частям, строя при этом замену, о которой никто не просил. Остается только гадать, имеет ли окружной совет хоть малейшее представление о возможных последствиях. Скорее всего, они просто верят, что Гован знает, что делает. Своих намерений Гован не скрывал, но при этом и не афишировал их. Просто подменял другими терминами. Его мантра: будущее и необходимость перемен. Ее он пронес сквозь все преграды, не встречая, что удивительно, никакого сопротивления, и получил одобрение совета попечителей.
Публику при этом держали в неведении. Да что там — люди до сих пор не знают об обмане.
Архитектурные и художественные критики из Los Angeles Times, на мой взгляд, были невероятно пассивны, публикуя статьи, которые и критикой-то не назовешь. После того как моя запрещенная статья которую вы сейчас читаете попала в редакционный отдел Times, у критиков вдруг открылись глаза, и они ринулись писать «жесткие» статьи, которые опоздали минимум на несколько лет. До этого момента Гован делал все, что ему вздумается.
Наконец, мы добираемся до основополагающей проблемы: внушительный, театрально раскинувшийся через бульвар Уилшир дизайн Цумтора со всеми его величественными изгибами лишен основополагающего архитектурного смысла: он просто не работает. В этом проекте отсутствует множество функций, которые выполняют приговоренные к сносу здания восточного кампуса.
Функций, которым, в том числе, нашлось бы место в том самом здании универмага May Company. Здание Цумтора напрочь лишено инфраструктуры, необходимой для нормальной работы музея: нет офисного пространства, нет библиотеки, нет научного отдела, определенного места под экспонаты, нет парковки, нет хранилища, места для сбора экскурсий и школьников; нет учебных комнат, поста охраны; даже гардероба нет. Без помещений остались целые коллекции: гравюры, рисунки, костюмы, текстиль — все они требуют отдельного помещения внутри музея.
Многие функции нынешних зданий будут возложены — с огромными затратами — на локации вне кампуса. Два театра заменят на один вместимостью мест, а это потеря мест.
Говану нужно было уложиться в строительную стоимость, и он сделал это, срезав квадратные метры и функции и посадив LACMA на строгую диету, чтобы музей вписался в бюджет. В результате части коллекций не находится места и они оказываются бездомными.
При уменьшении площадей эта геометрически самодостаточная фантазия, нависшая на Уилширом, не в состоянии вместить собрание, которое со времен открытия в и годах зданий Хаммера, Амансона и Америки продолжала расти. В старом музее отдел Европы сам по себе состоял из 35 галерей, количество которых можно было бы расширить до 45— По информации источников в самом музее, здание Цумтора целиком насчитывает лишь 30 галерей — на 13 отделов и 22 кураторских области.
Собрания европейского и исламского искусства — или те самые китайские и доколумбовые коллекции, приобретенные Гованом — просто исчезнут в этом огромном блендере, а то и вовсе будут пылиться в запасниках. Здание Цумтора становится и того меньше, если отнять 5,5 тыс. Так называемая меандровая галерея на самом деле является променадом с панорамными окнами, открывающими довольно унылые виды на Уилшир. К тому же уровень света в этом коридоре значительно превышает допустимый для большей части коллекции — греческих ваз, текстиля, мебели, искусства Африки и Океании, индийских картин, всех работ на бумаге включая фотографию и большей части работ маслом и акрилом.
Открытые для солнечного света коридоры, обманчиво именуемые галереями, ставят под удар все, кроме скульптуры и светоустойчивой живописи. Похожее решение в Музее Хиршхорна было пригодно лишь для произведений из бронзы — все остальное пришлось вешать подальше от света. Невиданная расточительность. Это дробное амбулаторное пространство, созданное, как нам заявлено, чтобы заменить мертвую историю живой, вовсе не способствует созданию новых историй — Гован гробит собственный нарратив.
В ситуации сжатия музея и его функций, распыленных по другим местам, директор как бы между делом заявил, что качество важнее количества, как будто это взаимоисключающие понятия. Гован защищал свою музейную стратегию, заявив, что желает предложить посетителям «опыт — роскошь чистого пространства, света и прозрачности». Иными словами, Гован пытается перенести дизайнерскую логику и феноменологию Роберта Ирвина на LACMA, расценивая музей как вместилище света, а не колыбель искусства.
Феноменология опыта Ирвина и Цумтора для Гована сродни Евангелию, которым он размахивает, как миссионер. Исторический музей, основанный на отдельных коллекциях, он приравнивает к современному музею минимализма. Примечательной особенностью проекта Цумтора является то, что здание, как мост, соединит две стороны бульвара Уилшир. Гован охотно объясняет эту необходимость: музейные посетители, говорит он, ненавидят лестницы, и выше второго этажа добирается не больше половины гостей, поэтому Цумтору была поставлена задача сделать музей одноэтажным.
Директор, разумеется, лукавит — ему хорошо известно, что в том же семиэтажном Гуггенхайме эта проблема решена при помощи дизайна: знаменитая музейная спираль напоминает ведущую вверх улицу, и здание кажется не имеющим этажей. Спираль Центра искусств Уокера в Миннеаполисе протекает по нескольким этажам, словно река среди прямоугольных галерей.
Разумеется, остаются в стороне величественные и притягательные лестницы Лувра и нью-йоркского Музея Метрополитен, заманивающие посетителей на верхние этажи. Геометрия — вот решение проблемы, если искать для музея пространственной непрерывности.
И если, по вашему мнению, представления о музеях изменились благодаря компьютерам, то неевклидова геометрия и цифровое моделирование отлично вписываются в новую парадигму Цумтор, однако, не использует компьютер в проектировании. Позиция Гована в отношении одноэтажных музеев является одним из основных инструментов дезинформации.
Другой — утверждение, что новое здание должно непременно перекинуться через Уилшир по той причине, что к северу от бульвара места уже не осталось.
Гован повторил это столько раз, что впору считать это умышленным введением в заблуждение. Меж тем цумотрское здание площадью 13,5 тыс. Более того — даже не превысит существующую площадь музея в 14,4 тыс. Конфигурацию, конечно, придется сменить — но тем не менее. И, разумеется, достаточно предложить построить хотя бы двухэтажное здание, чтобы все споры о мосте через Уилшир прекратились.
Гован сказал мне, что даже не рассматривал одно- или многоэтажную схему в северной части Уилшира, что довольно безответственно с его стороны. Ему вторили результаты ОВОС, которые также не стали рассматривать другие варианты и предлагать иные решения.
Противореча самим себе, они заявили, что дизайн Цумтора будет наилучшим решением — другие они даже не приняли во внимание. Вся эта стратегия зиждется на обмане, щедро сдобренном зрелищностью. Сенсационность отвлекает от настоящих проблем, таких как грамотное использование территории.
Это бессмысленный, неуклюжий проект. Один конец цумторского моста через Уилшир располагается на углу Сполдинг-авеню, что ставит крест на перспективной застройке этого участка, уничтожая возможность не только расширить музей, но и вообще что-либо на этом участке построить — а ведь именно для этого Магуайр его и приобрел! Своим мостом Гован лишил самого себя источника дохода, который мог бы поддерживать программы LACMA, равно как и план будущего расширения.
Дело не ограничивается дефицитом галерейных пространств и земельными проблемами: проект Цумтора просто не подходит LACMA по архитектуре. К тому же он оставляет за бортом павильоны Броуда и Резника. Самодостаточные изгибы уходят от западного кампуса Пьяно, спонтанно ампутируя западную часть. Не красит проект и сам Уилшир, перекрывая вид на лучший бульвар в Лос-Анджелесе и лишая «милю чудес» того самого чуда. Архитектурный критик Джастин Дэвидсон из New York Magazine уже высмеял мост, сравнив его с подвесной забегаловкой в Италии.
Выглядит довольно дешево. Мост Гована невольно вызывает сравнения со стеной Трампа: это личная проблема Гована, ошибка, от которой он не откажется.
Гован ставит целое состояние и свою карьеру на мост, который является плохим решением несуществующей проблемы. Как и стена, мост содержит ворох обещаний, некорректную логику, сомнительные расходы на строительство, поверхностное мышление, звездные пары, общий нарциссизм, упрямство, манию величия и агрессивное высокомерие в духе «мне лучше знать». До настоящего времени руководство округа в основном только и успевало, что ставить печати на проект.
Вместо того чтобы проанализировать и понять, что гованские «улучшения» могут означать для LACMA, совет просто пошел у него на поводу, потакая ему во всем. Это один из самых высоких — если не самый высокий — показателей в США. Для сравнения, у MOCA вообще нет задолженности.
Неприятной особенностью залога является факт, что его впоследствии придется возвращать. Такое давление имеет немалый финансовый риск для музея, который, по сути, влезает в ипотечный кредит. Стоимость его услуг продолжала расти, пока его проект худел в попытках найти компромисс: сейчас здание выглядит хрупко и дешево. Придется расставаться с Рембрандтами. Два миллиардера по секрету сообщили мне, что возражали против проекта.
Судя по всему, Гован прибыл в Лос-Анджелес с мыслью, что стеклянные стены города могут быть применены и в музеях. Противореча всякой музейной логике и закрыв глаза на неминуемые проблемы со светочувствительностью, он продвинул идею о крытом музее на открытом воздухе, убедив попечительский совет, что музей в виде «доступной городской площади» — наилучший способ экспонировать искусство.
Помимо стеклянного периметра планировка включает площади и сады под парящим зданием площадью 13,4 тыс. Большинство из них будут постоянно находится в тени. Все эти квадратные метры открытого публичного пространства абсолютно излишни и не нужны — достаточно взглянуть на пустующий по соседству с музеем Хэнкок-парк с его обширными газонами, смоляными ямами и смотровыми площадками. Дополнительные укрытые бетонной крышей публичные пространства не должны являться критерием выбора ОВОС, по которому будет приниматься решение.
Задача Гована — построить музей, а не расширить бесхозный парк или добавить еще больше бесхозных площадей. За те десять лет, что Гован пытался продать свой проект, он насытил его таким количеством альтернативных фактов, что уже начал противоречить сам себе.
Его банальное «децентрализованный музей для децентрализованного города» звучит неплохо, но достаточно вспомнить о продлении фиолетовой ветки метро до Уилшира и ужасных пробках на дорогах, чтобы понять: LACMA пора урбанизироваться и расти вверх, а не раскидываться, как загородный дом. По просьбе Гована проект Цумтора вообще не подразумевает достройки.
Исторические примеры Версаля и Лувра он предпочел проигнорировать. На дискуссии в колледже Оксидентал в году он отмел возможность расширения существующих построек на восточном кампусе, заявив, что «путь наверх непрактичен». Проигнорировал он и другое практичное решение: заполнить пространство между существующими павильонами, создав многоэтажное кольцо вокруг главного атриума. Площадь зданий, построенных на свободном пространстве по этой ранее не виданной схеме, превысила бы площадь парящих галерей Цумтора и вдвое превзошла бы площадь всего цумторского проекта.
Еще одним предметом в череде шатких оправданий Гована является полное отрицание фасадно-ориентированного здания. По его словам, четкие фасадные членения и разграничение переднего и заднего фасадов неизбежно создадут пространственную иерархию: одни экспозиции окажутся в более выгодном положении, чем другие, расположенные где-то на тыльной стороне или под крышей. Но в наши дни никто не ратует за каменные здания в стиле бозар вроде Музея Метрополитен в Нью-Йорке или Института искусств Чикаго, где пространства за впечатляющими фасадами имеют четкую иерархическую структуру: коллекции европейского искусства на первом этаже или в бельэтаже.
Это не вам не Чикаго. Вы спокойно можете пройти по ночной Барселоне, никто вас не ограбит и не убьет. Но вот предупредить о местах, где часто воруют, где шумно, где вечером выходят платные женщины — это стоит. Неблагополучный район Барселоны - это чаще всего район, в котором низкие ставки аренды жилья. Как результат, тут вот уже несколько лет проживает много безработных эмигрантов, промышляющих мелкими кражами.
Чаще всего - черных эмигрантов: пакистанцев, индусов, марроканцев, негров. Обзор престижных районов Барселоны см. Ла Мина La Mina в Барселоне - место нелегальных черных эмигрантов Ла Мина - это район, который долгое время считался настоящим гетто Барселоны. Находится он далеко от исторического центра. Многие здания этого красивейшего места планировались для капитального ремонта, поэтому они какое-то время стояли пустыми.
Чем и воспользовались бездомные нелегалы из Азии и Африки. Закон же в Испании не позволяет выгонять людей в никуда. Поэтому процесс затянулся.
Улица стала очень уж оживленной: из окна в окно потянулись бельевые веревки, чумазые детки сбивали прохожих с ног и подворовывали кошельки. Но в последнее время правительством Каталонии предпринимаются меры по улучшению ситуации в Ла Мина. Поставлено много видеокамер, постоянно патрулирует полицейская машина. Поэтому сказать, что Ла Мина очень опасный район на сегодняшний день нельзя. Но вот снимать тут квартиру или отель, думаем, не стоит.
Старый город: Готический квартал или Равал : красота - днем и наркотики, проститутки- ночью Старый город: Готический квартал или Равал — это красивейший исторический квартал, старый центр и одна из главных достопримечательностей Барселоны. Такая красота днем, и царство разврата ночью. Впрочем, и днем здесь нужно опасаться карманников. Пользуясь скученностью туристов, воруют кошельки нагло и отвязно. Впрочем, если вы спрячете денюжку подальше, вам ничто не будет угрожать и вы спокойно насладитесь экскурсией.
Ночью в Старом городе нужно быть осторожным. Так, в Равале круглосуточно предлагают наркотики и услуги женщин легкого поведения, а в Готическом квартале после 10 вечера полно дешевых проституток и трансвеститов ого!
