Какая река течет в нью йорке
Конечно, в Нью-Йорке. Озеро Слеза Облаков считается источником его главного истока, Опаловой реки. В такой ситуации, как впрочем и во всех других, важно не путать правду со словами.
Туда совершенно стоит заехать! После нашего кулинарного приключения, мы поехали смотреть дом музей Рузвельта и особняк Вандербильтов, а потом снова праздновать Альбинин день рождения назад в Rhinebeck. Рядом с Rhinebeck еще есть старинный аэродром, где воспроизводят знаменитые воздушные бои го века, и еще огромное количество дворцов и замков, которые можно осматривать в течение недели.
Еще южнее Hyde Park находится старый промышленный город Phoughkeepsie с двумя основными достопримечательностями — выдающимся старым железнодорожным мостом через Гудзон, который сейчас переделан в самый высокий и длинный пешеходный мост в мире, и колледжем Vassar. Vassar был построен лет назад местным пивным предпринимателем как колледж для женщин в конкуренцию Welsley, теперь они оба co-ed , но поскольку популярность такой инициативы была под сомнением, колледж строился так, чтобы его всегда можно было переделать в пивную фабрику.
В Vassar есть выдающаяся картинная галерея — для нашего следующего путешествия. Первую половину нашего третьего дня нам пришлось провести с Лизкой на ежегодной ярмарке с аттракционами — которые съезжаются в Райнбек со всей Америке например, приезжает грузовик с водными горками в кузове — очень необычно.
А после мы поехали купаться в озере в местном национальном парке. Вообще основной недостаток Гудзона — это то, что почти нигде нельзя купаться, а летом очень хочется! Говорят в Гудзоне можно купаться около маяка Saugerties, прямо внутри которого можно снять комнату. Поэтому сюда лучше приезжать осенью в октябре , чтобы такого соблазна уже не было. После озера мы поехали дальше на север смотреть самое красивое поместье нашего путешествия под названием Olana — это особняк какой-то дикой восточной смеси, который построил сам себе гудзонский художник F.
Church, с прекрасными видами на Гудзон и коллекцией живописи внутри. Olana находится рядом с интересным городом Hudson, куда когда-то переехали американские китобойщики с Атлантики, боявшиеся войны с Англией. Наш последний четвертый день мы провели с другой стороны Гудзона в предгорьях Catskill Mountains. У нас не хватило времени посмотреть городки Kingston и Woodstock последний известный своим кинофестевалем , зато мы прокатились по живописным дорогам Ulster county с городками Stone Ridge и High Falls, в которых сохранились дома из го века.
На ланч мы поехали в знаменитую Mohonk Mountain Lodge — это отель типа Grand Hotel Budapest, построенный еще в м веке на берегу красивейшего горного озера почти как в Швейцарии.
Природа здесь потрясающая, но атмосфера отеля на нас произвела самое удручающее впечатление а меня еще чуть не арестовали при попытки искупаться в озере. Зато мы все вчетвером сделали один из самых живописных и сложных хайков на Mohonk Mountain, под названием Labyrinth hike — это того стоило! Поскольку купаться в озере нам не разрешили, то нам пришлось вернуться в город High Falls, чтобы искупаться там прямо в водопаде в компании уже очень веселой американской молодежи.
После мы проехали по Huegenot Street — самой старой сохранившейся улицы Америки с историческими домами го века, где в то время поселились французские переселенцы. Закончили мы наше путешествие огромным открытым современным музеем скульптур Storm King Art Center, в который нужно приезжать на медленные прогулки с друзьями и собакой. Если бы я писал путеводители, то это было бы именно так! A little video from our time in Hudson River Valley. Мой муж не только конференции может организовывать, но и шикарные сюрприз-поездки на дни рождения жены.
Видео не передает всей прелести этого путешествия, но в качестве рекламы предстоящего поста сойдет! Скоро обо всем напишу. Долина реки Гудзон находится совсем близко от Нью-Йорка, так что всем местным и приезжим тоже очень советуем! Ну и признавайтесь, от кого цветы! Спасибо за отличный пост ,чувствуется профессорский стиль всё чётко с толком ,с чувством ,с расстановкой. Альбина, завлекли меня утром на чтение поста Олега! Читала и смотрела все места на карте … не заметила, как съела на завтрак все на столе и начала планировать подобную поездку спасибо за вдохновение!!!!
Подскажите, если ехать в конце ноября, будут ли интересно? Или лучше отложить на весну?? Альбина,напишите лучше вы.
Впервые за мнооого лет не прочитала у вас пост, а просто посмотрела фотографии. И я тоже наверное, интересно прочитать тем, кто рядом живет или непременно хочет туда съездить, одним словом, познавательно Ваши посты интереснее читать и смотреть.
А мне очень понравился стиль Олега! Очень понравился стиль Олега. Муж- молодец! Такой классный отдых организовал своей семье! И даже более; может, потому, что я такая же мамочка, как и вы Интересны ваши еженедельные заметки про всю семью. Про путешествия — отдельный смак;. Subscribe now to keep reading and get access to the full archive.
Все три объекта были съемными с холста и иногда фигурировали в видео и на выставках как самостоятельные единицы. Не смотря на советский колорит работы в целом, рыба присутствует здесь в качестве латентного знака полузабытой пищи духовной ИХТИС, по-гречески рыба и одновременно акроним - Иисус Христос Сын Божий Спаситель.
Место безличных солдат в Америке принадлежало таким же безличным и инстинктивным, но асоциальным типам. Наиболее масштабным из них был зашприцованный "Профиль", изображающий грубоватое лицо с объемной щетиной с "инъекцией" глаз и бровей в исключительно простой не перегруженной деталями композиции. У творческих людей сигналы и импульсы времени могут биться в сознании, как собственный пульс, в кровеносных сосудах.
Так и в данном случае, фигуративные символы обретали в работах телесную форму и тем самым отражали общее настроение в окружающем мире. После бурных х, вспышки энтузиазма битников и хиппи, поп-, оп- и всяких прочих артов, е уже были заражены ипохондрией и разочарованием в то время, как Россия еще переживала юность и молодость концептуализма.
Через своих европейских знакомых мы сразу познакомились и дружили с Тэрри Фоксом, Кэроли Шниман, Кеном Фридманом, Ричардом Костелянцем, нашими соседями Джеффом и Джоном Хендриксами и многими другими художниками, поэтами и музыкантами.
Как показала жизнь, это был не только конец концептуализма, но и вообще конец творческого сезона на западе, который уже сменялся морозящей атмосферой коммерционализма, кишащего всяческими посредственностями.
Для политически консервативных х была характерна реанимация экспрессионизма, во время которой новая волна эклектичной живописи заметно "освежила" соскучившийся рынок. К освеженному рынку мы в общем-то не имели отношения и по-прежнему принадлежали к разряду художников, которые, по выражению одного европейского искусствоведа, "как босые монахи, служили чистому искусству". Вместе с творческой свободой, которую мы обрели на западе, произошел процесс некой регрессии в состояние хаоса, который царил в пестрой суете художественной среды Нью-Йорка.
Этот город уже сам по себе является конгломератом всего что не попадя, в нем все считается нормальным, даже самое ненормальное. Здесь мы соприкоснулись с разными формами отклонений и психических фрагментаций, столкнулись с таким атавистическим индивидуализмом, который скорее можно охарактеризовать животным эгоизмом. Не смотря на разнообразие характеров, большинство этой разношерстной богемы всего лишь повторяло чужие мысли, которые были просто артистически стилизованы.
Короче говоря, Нью-Йорк стимулировал экстериаризацию взаимоотношений за счет обеднения внутренних ценностей. И в этом не было ничего странного.
Однажды в беседе Доротея Таннинг, сюрреалистка, жена Макса Эрнста, поведала нам, что для многих европейских художников и интеллектуалов жизнь в Нью-Йорке начала х была подобна взаимному переливанию крови, хотя некоторые, вроде Андре Бретона, ощущали себя здесь, как во временной тюрьме. Некоторые локальные особенности новой для старых европейцев среды были трудно приемлемы.
Америка — это страна предметности; здесь преимущественно мыслят не идеями, а вещами согласно ее крылатому выражению "не в идеях, а в вещах" not in ideas, but in things. Возможно эту же ситуацию имели в виду и некоторые русские писатели, называя Америку "страной непуганных идиотов" Ильф и Петров или "желтого дьявола" Маяковский , ассоциируя ее со страной дураков, где можно зарыть в землю монетки, а на следующий день из них вырастет денежное дерево Алексей Толстой. Аналогичное мнение не трудно найти и в европейских анналах.
Во время своего визита сюда, на вопрос, что он думает об Америке, Карл Густав Юнг назвал ее "экстравертной, как ад". McGuire and Hull, C. Jung Speaking , Princeton University Press, , p.
Для тех, кто знаком с тантрой, энергетическое поле Америки в целом можно сравнить с полем гиперактивизированной нижней чакры Муладхары, базисом материальной жизни, где покоится "вечным" сном кундалини. Эпицентром этой квазифизиологической активности несомненно является Нью-Йорк, представляя собой самое бурлящее плутоново место Америки. Несомненно, многие здесь не примянули бы добавить, что в настоящее время Москва тоже является одним из самых опасных вулканических скоплений.
Шприцы, как нам казалось, лучше, чем любые другие художественные средства, отражали болезненность и целого общества и его индивидуальных представителей. Символизируя хроническую двойственность жизни, они были и медицинским инструментом, колким и болезненным, и одновременно атрибутикой вожделенных наркоманов, то есть запретным плодом в обществе.
Таким образом наше нонконформистское прошлое в России резонировало в Америке, и вырвалось у Валерия в неожиданной крамольности художественных средств. Они не только порождали контроверсию в их интерпретации, но были просто не безопасным материалом.
Бывало, что эти работы на выставках, особенно в Ист Вилладже, притягивали излишний интерес полиции.
Закупоренные краской или просто обрезанные, шприцы больших и малых размеров были не пригодны к употреблению; а легальное разрешение на их использование служило прикрытием для их подозрительного массового количества. Эти художественные средства разных размеров помогал доставать Валерию один наш знакомый врач польского происхождения, эксцентричный поклонник неординарных форм в искусстве.
Жесткие антисоциальные символы, если они становятся понятными, перестают быть обманчивыми и настораживающими. И в этом смысле шприцы несут не столько негативный заряд, сколько сигнализируют о новой ступени в соприкосновении с герметическими секретами: они служат своего рода дорожными знаками на пути, условно говоря, ведущем в сторону суперкондуктивности сознания.
В символах трансформации амбивалентно присутствует витальный толчок, который вносит присутствие духа и выдержку. В нашей летописи нью-йоркского времени работы Валерия со шприцами ознаменовали то состояние, которое в алхимическом синтезе принято называть "нигредо", то есть черным периодом дезорганизации и одновременно началом скрытого процесса реорганизации, как внутреннего, так и внешнего.
Такой период можно считать преддверием к поворотному пункту, когда prima materia, в которой фиксирован spiritus, подвергается процессу разложения с целью новой живительной консолидации элементов, а точнее частичного освобождения трансцендентного компонента от первичной материи. В такой момент в прямом взаимодействии с миром все или почти все ранее выработанные жизненные представления начинают конфликтовать с потребностями внутреннего развития.
Оказавшись изъятыми из среды родословных взаимоотношений и более или менее устоявшегося художественного круга в Москве, в новой незнакомой ситуации надо было сублимировать старые привязанности, желания и многое прочее.
Но что бы ни происходило, жизненная стратегия в целом оставалась неизменной. Подобно странникам или пришельцам из некого абстрагированного пространства, свободного от материальной заинтересованности, странникам, заброшенным в мир устойчивого хаоса, всеядного и ненасытного, нам надо было ориентироваться, полагаясь не только на окружающие факты, а на субъективную "память" своего будущего. Как всегда наше творчество было движимо не только любовью к искусству, но и силой более интенсивной, всеобъемлющей и в данный момент латентной.
Посему, казалось, все движение шло само по себе, как бы мы не пытались ему способствовать. Более того, порой наша личная инициатива только мешала. А искусство являлось колесом или скорее колесницей в этом движении, которая сама на себя принимала разбег. Любое формирование нового на основе старого предполагает деконструкцию предыдущего, что в психофизическом состоянии нигредо символизируется сгоранием.
Такой симптом не может не вырваться в выборе резкой техники, в данном же случае в острых болезненных уколах в живопись. Творческое воображение по своей сути и является формой огня психического. Древние греки считали, что огонь или профетический гнев рождается от правды, поэтому в работах присутствовали не только обезличенные персонажи, но в "перьях" шприцов рождались и голуби, вестники следующего альбедного или белого мотива.
Эта, наиболее умиротворенная стадия в "траектории души", таит иные возможности, главным образом благодаря частичной, но весьмо ощутимой подключенности к более высоким источникам нежели социум и пониманию закономерностей всего процесса в целом. Возможно, в результате предчувствия подобного разрешения, у нас сохранялось относительное внутреннее спокойствие, и, обычно сопутствующие периоду нигредо резкость и ожесточенность, не захлестывали ни сознание ни быт, а благополучно испарялись через искусство.
Несколько слов о самом принципе нигредного пламени, которое является частью объективного процесса осознания, не смотря на субъективную форму его проявления в каждом индивидуальном случае. Огонь сжигает всякого рода шлаки, как в близлежащей среде, так и в собственном характере; отношения подвергаются анализу и селекции.
Прежде всего ослабевают материальные потребности и желания, с помощью которых природный инстинкт держит человека в своих щупальцах. В связи с этим постепенно уменьшается вовлеченность в самовоспроизводящуюся суету мира с вытекающими отсюда радостями и страданиями. При этом моральные и этические факторы превышают силу воздействия физических желаний, что является необходимым элементом подобной динамики. В зоне огня, как, в прочем, и во всех остальных элементах, есть несколько последовательных разрушительно-созидательных стадий.
На любой стадии интеграция происходит примерно согласно одной и той же формуле: сначала то или иное отжившее качество экзальтируется - потом "коса находит на камень" - и происходит вспышка - а после переворота все постепенно успокаивается.
Кризис сходит на нет, расчищая отжившие в характере черты и всякие объективные препоны, мешающие раскрытию сознания. Внутри одной центральной темы, ведущей к катарсису, присутствует несколько сопутствующих подтем, которые, как правило, разряжаются таким же образом, но в малом масштабе.
Часто все образуется синхронно, как будто в мизансцене театрализованной пьесы жизни: то ли внешние обстоятельства провоцируют внутренние повороты, то ли наоборот внутреннее притягивает подобно магниту соответствующие изменения в социуме. Во всяком случае, очевидно, что данность и заданность тесно переплетены и синкретизированы. Огонь варьируется от мягкого пламени до ярких вспышек в мыслях, в работах и даже в буквальной окружающей среде, что и произошло в нашем случае, когда летом года над нашим лофтом сгорели два этажа, пока нас не было дома.
К счастью наше жилище почти не пострадало, однако шок от зрелища по возвращении домой был довольно приличный. Иногда напрашивается вопрос, было ли это случайностью, что в этот жаркий день Ричард Костелянец Richard Kostelanetz , концептуальный поэт, автор многих книг, включая о Кейдже, уговорил нас поехать купаться на Брайтон Бич в Бруклин, в район густо заселенный русской эмиграцией.
Параллельно объектам мы работали над серией постановочных фотографий с таким же названием "Мозаики древнего Нью-Йорка". Они основывались на корреляции живого и искусственного, человека и живописи, автора и его творения, что было естественным продолжением наших ранних "Застывших перформансов".
В композиции же этого застывшего диалога между горизонтальным человеком и его вертикальной тенью последняя, буквально, нависала над своим прародителем, значительно превышая его в размере. Отделанная цветными "штрихами" шприцов, тень отличается живописной белизной, контрастируя с черным костюмом реального человека, который таким образом оказывается в ее тени. В этой перестановке слагаемых иррациональное и обратно зеркальное преобладает над рациональным и естественным.
Алхимический процесс может быть выражен в художественной форме, а также через судьбу самого художника. Какая бы теория подсознательного не строилась на мозаике алхимических картинок и снов, ее реализация требует личного вовлечения.
Через творческий акт художник сам себя трансформирует, хотя бы частично. Более того, многие через искусство искали спасения от самого себя. Естественно, что изменения достигаются не с помощью теорий или нравоучений, а практикой, через диалектическое напряжение между физическим естеством и частично парализованной им духовной субстанцией. То, о чем поэты говорят, художники изображают; каждый жанр диктует свои формы. И лучшие интуитивные находки в форме берут свои корни из архетипических прообразов, преломленных в фокусе сознания.
Поэтому шприцы были не только следствием и симптомом времени и места, с их помощью изображалась психологическая тень. Если же отвлечься от параметров искусства и воспользоваться приемами психоанализа, то в реальной жизни сходство человека со своей тенью ни в коем случае не свидетельствует ни о сущности, ни о потенции ее носителя, а скорее наоборот - тень, как и положено ей, затемняет реальность, которую необходимо выводить на свет.
Идея же ее ассимиляции в характере ведет не к "оздоровлению" личности, а к большей ее приспосабливаемости к окружающей среде, что далеко не одно и то же. Адаптация может обернуться девальвацией личности и стать тормозом в ее потенции к реализации принципов, возвышенных и посему возвышающих над "суетой сует" "Vanitas vanitatum, omnia vanitas", Ecclesiastes.
Но откуда берется эта пресловутая тень? Как это ни парадоксально, она всегда сопровождает свет, так же как в реальной жизни. В полной темноте нет никакой тени. В каком-то смысле, свет и является источником тени. Те же физические законы можно наблюдать и в психологическом и в метафизическом поле, особенно в стадии nigredo solis или солнце в нигредо.
Очевидно не случайно любая вера "отбрасывает" тень сомнения, а глубокие сомнения стимулируют поиски света. Будучи контрастными противоположностями, сущность и ее тень, идея и ее антипод, могут быть похожими друг на друга. В некоторых случаях по колеблющейся пропорции этих двойников можно проследить весь алхимический процесс, выраженный канонической формулой: "Растворяй тело и концентрируй дух!
Яркий свет в окружении глубокой тьмы - это одна из мифо-религиозных закономерностей катарсис Христа, Будды, Осириса, Орфея. Такая же закономерность присутствует в зеркальном отражении этой формулы: тьма внутри, а свет снаружи, то есть подлость в позиции власти.
А неразумная толпа, которую они контролируют, проживает свой цикл жизни вообще "в потемках", как внутри, так и снаружи. В бытовой реальности темное и светлое довольно перепутаны, например, человек может быть одурманен, околдован своим alter ego: своей собственной тенью гения, богоугодника или богоборца, властителя или революционера, тенью славы или неудач.
На любую картину можно накладывать тени, будь то реальные мазки кисти или грузные тени сомнений, как, например, в случае с Ницше, для которого на свете был всего лишь один христианин, но и того распяли "Антихрист", Как крутой эгоизм, так и духовная дремучесть служат предпосылками погружения в свою собственную тень, которая вынашивает какие-то "не те" мысли.
При всем при этом у такого человека может быть весьма широкий диапазон мыслей: от депрессивных до восторженно-возбужденных, от аморальных до нравоучительных, от суперинтеллектуальных до примитивнейших. Более того, некоторые весь свой ералаш мыслей принимают за душу. Плотин, например, считал, что не душа, а именно тень постоянно жалуется, переживает и строит планы Enneads 3, Providence.
Приобретенная от сущности природной и, грубо говоря, от материи, "оплодотворенной" эгоизмом, тень обладает способностью имитировать разнообразные оттенки света; она может обрастать изощренной пластической формой и, наоборот, наполняться "звериностью".
Она, как актер, который живет где-то внутри и постоянно ищет себе хорошей роли. Это персона, меняющая различные маски, она добытчица и "уютчица" жизни, страдающая завистью, самоуверенностью, способная на подлость и прочие виды коррупции. В цивилизованном обществе тень особенно выглядит цивилизованной, она ориентируется в социальной жизни лучше, чем ее прародитель, вспомнить хотя бы "Нос" Гоголя.
К сожалению почти весь человеческий социум строится на теневых сторонах души, а небольшие пробелы искренности, связанные, главным образом, с разными аспектами сохранения жизни, семейственностью и детьми, а также рудиментарной верой в основном от страха перед необъяснимой силой, инкорпорированы в сознание человека массы потребностями самой природы, ее принципом циркуляроторного самосохранения.
В искусстве, как и во всякой другой среде, есть свои слабости и свои теневые стороны. Ради хорошей роли артистическая персона готова заложить и даже продать свою душу за мгновение славы. В духовном плане, по крайней мере, по тому же Гоголю, вовлеченные в продажу душ, и покупатели и продавцы, одинаково мертвые.
А по преданию древних греков души мертвых не отбрасывают тени и не моргают. Как ни крути, а для существования тени необходим свет, на котором она паразитирует, одновременно оттеняя в нем то, что обыкновенно невидимо человеческому глазу. Возможно поэтому реальная картина жизни нуждается в игре света и тени. Нет смысла разбирать маски человеческие и многообразие персон и персонажей, стоит только отметить, что, как правило, они сами находят объект своего интереса и навязывают свою интригу.
Наш непосредственный опыт был довольно показательным: отказавшись пририсовать печать на поддельных документах одного бывшего соотечественника, не проявив, по его понятиям, ни должного чувства "товарищества", ни артистичного "дадаизма", мы попали в тщательно разработанную теневую опалу. В нигредо вообще моральные и этические принципы находятся под большой атакой.
В такой ситуации, как впрочем и во всех других, важно не путать правду со словами. Обыкновенно в такой момент защищаться очень сложно, поскольку теневые субъекты именно этого и ждут, чтобы засосать в свою междоусобицу, которая для них является естественной питательной средой, как для лягушек болотное угодье. Но, возможно, ничего не происходит всуе. Каждая теневая персона, чье настойчивое присутствие кажется неизбежным, часто пародирует своей маской именно ту черту, которую пришла пора изживать в своем собственном характере.
Любое формирование нового провоцирует активизацию тени старого: если возникает тяга к внутренней чистоте, обязательно придется сталкиваться с нечистоплотностью, или, если в мышлении формируется тенденция к остроте и глубине, то на пути всегда появится тень какого-либо "интеллектуального" дурака или тупицы. В заключение темы нигредо следует хоть два слова сказать о его сталкерах. Согласно принципам психоанализа, чем больше солярная сущность человека блокирована в подсознательном, тем темнее и опаснее его персона.
В этом смысле Юнг был большой специалист по тени, а не по свету, как думают многие его последователи. В любой оценке необходимо учитывать фактор соответствия учителя и ученика, а, главное, его потенции, поскольку каждый гуру может довести только до той точки, которая является вершиной его собственного развития, и не более. В следующих стадиях он может оказаться уже препоной для того сознания, которое продолжает поступательно раскрываться в соответствии со спиралями дерева жизни.
Для обычного глаза структура этого "дерева" не только не ясна, но герметически блокирована. До и вообще, как сказал Блейк, сам прошедший не одну алхимическую стадию: "дурак видит не то же самое дерево, что видит умный" "The fool sees not the same tree that a wise man sees", William Blake. Суммируя все сказанное метафорически искусство, психоаналитику и быт , можно заключить, что в нигредо творческий человек входит в колею искусства "умирания с жизнью", но только с той ее частью, которая начинает тормозить целостное развитие, посему и шприцы Валерия можно охарактеризовать художественно умеренной метафорой дезорганизации.
Вернемся к художественному языку и его особенностям. Вместо изображения фигуры и ее тени на фотографии работы "С зеркалом" процесс раздвоения или даже расчетверения представлен в виде зеркальной игры. Композиционный ритм живописи дублируется в фотографии, благодаря чему вся мизансцена делится на четырех участников: живого, нарисованного и их двойников.
Вроде бы живопись написана с натуры, но не совсем. В позе фигуры присутствует фольклорный мотив, характерный и для индийской Лакшми, и для греческой Афродиты, которые обыкновенно изображались с предметами женского туалета.
Согласно многим старинным канонам образ женщины часто олицетворял саму природу в ее латентной активности. Цепная реакция ее феноменов и их отражений прослеживается и в композиционном решении этой работы.
Со всем своим непринужденным изяществом, в поэтическом смысле, конечно, природа как динамическая сила и форма жизни, действует с органической неоспоримостью своей власти над всем живым, подверженным ее чарам. Она рефлектирует и рефлексирует на все и во всем; жизнь продолжает жизнь. Мелькающие формы ее полиномной матрицы постоянно отражаются в сознании человека как в зеркале.
И эта зеркальность материи таит в себе бесконечное дробление и сонмы иллюзий, не случайно поэтому Платон считал, что материя это и ложь и правда одновременно. В этой работе "С зеркалом", и в живописи и на фотографии, подчеркнута симметрия между миром реальным и миром отражений во всем их компактном множестве. В самой живописной композиции тоже есть свои геометрические отклонения, а именно, параллелограмм зеркала клином разбивает традиционную прямоугольность картины. А фотография со своей стороны нивелирует все 4 пласта изображения в одном застывшем перформансе: и объемную фигуру, и ее плоский портрет и их зеркальных двойников.
И вообще, как известно, в мире симметричных отражений материи можно циркулировать до бесконечности. Именно об этом блуждании и предупреждали древнегреческие дионисийские мистерии. Получив от Гефеста в подарок зеркало, юный бог Дионисий засмотрелся в него и так увлекся своим собственным отражением, что пошел за ним и упал - в материю. Потом ему пришлось долго самому себя доставать из ямы земного притяжения, и не без помощи "ментальных" богов Афины и Аполлона.
Верное и неверное зеркало жизни провоцирует рефлекс и самообозрения и самопознания одновременно. Этому предшествует долгое блуждание в континууме оптических иллюзий, как во внешнем мире, так и во внутреннем психическом устройстве организма, как в мире предметов, так и в мире идей. Весь этот хаос отпечатывается на мыслительном процессе каждого нового дионисия до тех пор, пока он не находит точку опоры через самопознание.
Отражение это тоже вещь, но вещь не реальная. Но увидеть реальность в материи, минуя ее отражения, в конечном счете дается только тем, кто уже свободен от ее притяжения, кто уже готов родиться не в этот мир, а "из" него.
Сея трансгрессия на грани невозможного. И все-таки древние знали эту тропу, по их определению, узкую, "как острое лезвие бритвы" Katha Upanishad,1. Тяжба старого и нового, картин и шприцов, - это коррелянты переходного состояния. В любом трудном переходе желательно обладать равновесием канатоходца, а следовательно легкостью, умственной эквилибристикой и, естественно, спасительным чувством юмора.
Как нам кажется, сатира "приклеивает" своей злобой к объекту пародии, в то время, как юмор освобождает и расслабляет, как в "Цирке" Маршака, слегка перефразированном для данной оказии: "Человек — птица! Может поместиться на самой верхушке адмиралтейского "шприца"!
